красноречивый - Englanti Käännös

Красноречивее тут и не скажешь.

Those words could not be more eloquent.

Он говорил красноречиво и от всего сердца.

He spoke from the heart and very eloquently.

как об этом красноречиво сказано в самом Уставе.

as eloquently stated in the Charter itself.

Факты более красноречивы, чем слова.

Facts speak more eloquently than rhetoric.

Эти результаты более красноречивы, чем любые словопрения.

These results are more eloquent than rhetoric ever could be.

Я уверен, что они сделают это весьма красноречиво.

I am sure that it will be done eloquently.

Этот вывод подтверждают следующие особенно красноречивые данные:

Two facts in support of that statement are particularly eloquent:

В преамбуле к Уставу об этом говорится особенно красноречиво:

The preamble of the Charter is particularly eloquent in that regard:

Это красноречиво свидетельствует о пропагандистском характере ее обвинений.

This speaks eloquently of the propagandist nature of its allegations.

Их не впечатляют красноречивые, но пространные речи.

They are not impressed by lengthy if eloquent speeches.

Он не противоречил ловкому и красноречивому своему адвокату, ясно и логически доказывавшему, что совершившееся преступление было следствием воспаления мозга, начавшегося еще задолго до преступления, вследствие огорчений подсудимого.

He did not contradict his clever and eloquent counsel, who argued that the brain fever, or inflammation of the brain, was the cause of the crime; clearly proving that this malady had existed long before the murder was perpetrated, and had been brought on by the sufferings of the accused.

Как только Торнтон наконец отпускал его, он вскакивал, раскрыв пасть в улыбке, и взгляд его был красноречивее слов, горло сжималось от чувств, которых он не мог выразить. А Джон Торнтон, глядя на него, застывшего на месте, говорил с уважением: «О господи!

And when, released, he sprang to his feet, his mouth laughing, his eyes eloquent, his throat vibrant with unuttered sound, and in that fashion remained without movement, John Thornton would reverently exclaim, “God! you can all but speak!”

впадал в азарт, в котором сам, может быть, в те же самые минуты и упрекал себя, но выдержать не мог: ссорился, начинал говорить пышно и красноречиво, требовал безмерного и невозможного к себе почтения и в конце концов исчезал из дому, иногда даже на долгое время.

In the end he rebelled, and flew into rages which he regretted, perhaps, even as he gave way to them, but which were beyond his control. He picked quarrels with everyone, began to hold forth eloquently, exacted unlimited respect, and at last disappeared from the house, and sometimes did not return for a long time.